Выдержка из работы:
Некоторые тезисы из работы по теме Интертекстуальность на примере произведений В. Ерофеева "Москва-Петушки" и Мишеля Бютора "Изменение"
Введение
Вся познавательная и коммуникативная деятельность человека теснейшим образом связана с интерпретацией тех или иных знаков, жестов, слов, произведений литературы, музыки, живописи и тому подобных знаковых систем, мы постоянно истолковываем жесты, слова, факты и события, с которыми сталкиваемся в обыденной жизни. Язык служит универсальным средством общения и выражения мысли, поэтому он ближе и теснее всего связан с интерпретационной деятельностью человека.
В процессе любой интерпретации мы всегда имеем дело с фактами, которые стремимся понять и объяснить, для этого мы раскрываем их смысл и значение, «интерпретация начинается с фиксации первого впечатления от художественного творения и должна выявить, углубить это впечатление, сделать его «говорящим», «выраженным в словах».
Чтобы понять художественное произведение, необходимо воспринять его как целое. Понять, пережить, переосмыслить можно лишь то, на что откликаются твои чувства. Разбор включений интекста в текст художественного произведения дает основание рассматривать их как один из самых важных приемов в стилистической системе писателя.
Текст поэмы Вен.Ерофеева «Москва-Петушки» уникален, он охотно «откликается» на любой подход: он может быть прочитан как пародия (А. Комароми), как трагическая ирония, выступающая в облике карнавального комизма (В.И. Тюпа, Е.И. Ляхова), как травестийный текст (Е.А. Козицкая), как единство двух автономных начал – пародийного и личностного (Н.С. Павлова, С.Н. Бройтман). Он (текст) охотно откликается на то, чтобы основным его жанрообразующим принципом считать тошноту как экзистенциальную категорию (Н.И. Ищук-Фадеева) или тему пути / путешествия (об этом не пишет только ленивый). Ее структурообразующим началом может выступать и гоголевский (Е.А. Егоров), и библейский (Г.С. Прохоров) пласт. Точка зрения автора убедительно соотносится и с позицией Киркегора («позиция отрицания, которая, однако, рассматривается им как неистинная»). Но одновременно не менее убедительно и то, что автор на обломках классической философии (Кант, Гегель), философии жизни (Шопенгауэр, Ницше) и философии существования (Сартр, Камю) «всем текстом своей поэмы-романа-анекдота строит свою собственную философию – философию инобытия»).